Версия для слабовидящих

16 ноября 2012

Совещание об усилении мер государственной защиты прав несовершеннолетних потерпевших

Стенограмма:

Д.А.Медведев: У нас конкретный вопрос вполне, по которому я вас собрал – вопрос, к сожалению, не новый, тяжёлый, но тем не менее, это не значит, что мы должны сейчас сложить руки и ничего не делать. Речь идёт об усилении мер государственной защиты прав несовершеннолетних, которые пострадали от преступных действий, от преступных посягательств.

Очевидно, что эта тема находит очень широкий резонанс и в обществе, и в средствах массовой информации. Нельзя сказать, что ничего не делается: мы и в этом составе, и с некоторыми другими коллегами неоднократно к этой теме обращались. В последнее время был принят целый ряд федеральных законов, которые направлены на усиление мер защиты детей: действует и фонд специальный, и в июне был подписан Указ по национальной стратегии («О Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012–2017 годы»).  Правительством утверждён специальный план мероприятий.

Тем не менее есть проблемы очень существенные, есть очень тяжёлые цифры, которые я не могу не привести, хотя они, действительно, создают очень не радостное настроение. За девять месяцев текущего года только одним Следственным комитетом возбуждено порядка 11 тыс. уголовных дел о преступлениях в отношении несовершеннолетних, 1 тыс. 292 ребёнка погибло от рук убийц. Очевидно, что особой уязвимости подвержены дети из неблагополучных семей, сироты, дети, которые остались без попечения родителей. Я предлагаю сегодня поговорить о нескольких конкретных вещах. У нас только Государственной Думе находится на рассмотрении 11 проектов федеральных законов в сфере защиты прав потерпевших, мы об этом говорили не так давно, когда я встречался с партией, отдельными коллегами из Государственной Думы. Четыре проекта посвящено защите прав несовершеннолетних, и мы договорились встретиться и обсудить некоторые новеллы, возможные в этой сфере.

Сегодня обсудим дополнительные предложения по совершенствованию законодательства, для того чтобы расширить процессуальные права несовершеннолетних потерпевших, создать условия для реализации принципа состязательности и равноправия в уголовном судопроизводстве и поговорить о государственной защите прав и законных интересов детей, которые пострадали от преступных посягательств.

В этом, собственно, цель совещания. Я больше ничего говорить не буду, я передам сейчас слово Ирине Анатольевне Яровой, с которой, собственно, мы эту тему и обсуждали, для того чтобы вы сделали сообщение, а потом пообсуждаем это, коллеги. Пожалуйста, Ирина Анатольевна.

И.А.Яровая (председатель комитета Государственной Думы по безопасности и противодействию коррупции): Спасибо, Дмитрий Анатольевич. Действительно, нами уже пройден достаточно серьёзный этап и Вами вносился целый ряд законодательных инициатив, которые теперь уже законы, усиливающие государственную защиту детей от насильственных преступлений. Думается, что мы сегодня в полной степени готовы сделать новые шаги. И по Вашему поручению, по предварительному согласованию мы проработали целый ряд вопросов, которые, на наш взгляд, могли бы быть сейчас реализованы как законодательные инициативы.

Прежде всего то, с чего вообще начинается расследование уголовного дела, – это признание потерпевшим. Признание потерпевшим – мы полагаем, что сегодня есть необходимость принимать такое решение с момента возбуждения уголовного дела, потому что любые усмотрительные действия, любое продление сроков влечёт нарушение прав потерпевшего.

Кроме того, мы полагаем, что сегодня есть необходимость рассматривать вопрос о расширении состава лиц, к которым переходят права потерпевшего в том случае, если наступила смерть в результате совершённого преступления. Мы, к сожалению, знаем примеры, когда близкие родственники могут иметь прямую заинтересованность даже в наступлении смерти, и передача им прав потерпевшего, особенно ребёнка, бывает вещью совершенно недопустимой. В связи с этим мы также предлагаем делегировать следователю право принятия решения об отстранении в качестве законных представителей как раз тех родителей и опекунов, которые злоупотребляют правами ребёнка, и это будет новым уровнем государственной защиты интересов ребёнка.

Несомненно, сегодня очень важно подойти к рассмотрению того, чтобы мнение потерпевшего учитывалось на стадии принятия решения о мере пресечения. Это не будет, безусловно, исключительным и единственным условием к тому, какое решение примет следователь, а далее какое решение примет суд, но учитывать эти обстоятельства нужно, потому что страх, запуганность жертвы, особенно несовершеннолетнего, могут иметь серьёзное значение для установления истины и для рецидива преступления.

Кроме того, конечно же, является важнейшим факт того, какими процессуальными правами обладает сегодня потерпевший. Мы полагаем, что сегодня нужно выравнять права обвиняемого и потерпевшего, потому что своевременное ознакомление с процессуальными документами на самом деле даёт элементарную, простейшую, необходимую возможность понимать, в какой стадии находится следствие. Если состязательность процесса предполагает равную возможность всех сторон, конечно же, потерпевший должен иметь не меньшую возможность, чем обвиняемый, для того, чтобы следствие шло по пути объективного расследования и установления всех обстоятельств. Это напрямую связано и с принципами справедливости, гуманности, правосудия и законностью проведения следствия.

Очень важный вопрос – участие адвоката. Мы давно уже несём государственные издержки, чтобы обеспечивать бесплатное участие государственного защитника за счёт бюджета для целой категории граждан. Совершенно логично возникает вопрос: наверное, мы готовы к тому, чтобы всё-таки детям–жертвам преступлений обеспечить от имени государства участие адвоката. Потому что сегодня может сложиться вообще парадоксальная ситуация, когда у ребёнка из приюта, ребёнка-сироты вообще нет ни законного представителя, и никто не признается потерпевшим, и только фактически прокуратура – единственный орган, который в качестве государственного обвинителя выступает, всё-таки выражает интересы и государства, и потерпевшего. Поэтому участие адвоката – это такой минимальный, я бы сказала, набор правовой помощи, жизненно необходимой, который требуется по такого рода преступлениям.

Конечно же, очень важный вопрос, который всегда возникает, – это лояльность самого следствия, деликатность проведения всех тех процедур, которые связаны с расследованием уголовных дел по насильственным преступлениям в отношении ребёнка. А сегодня назрела необходимость в том, чтобы у ребёнка не создавалось ситуации многократного пересказывания события насильственного преступления. Мы предлагаем, чтобы обязательной была процедура видеофиксации допроса ребёнка. Мы предлагаем, чтобы в судебном разбирательстве эти материалы были обязательны к исследованию и только в исключительных случаях, когда есть необходимость исследования каких-то дополнительных, именно устанавливаемых судом причин и условий, повторно допрашивать ребёнка. То есть допрос ребёнка должен стать повторной исключительной процедурой, понимая, что это каждый раз – травма психики ребёнка и это каждый раз возвращение в ситуацию жутких событий для его жизни.

Кроме того, сегодня мы имеем статистику, которая, к сожалению, свидетельствует о том, что суды присяжных принимают решения оправдательного характера в отношении преступников, совершающих насильственные преступления против детей. На наш взгляд, почему это происходит? Потому, что, к сожалению, формат обсуждения насильственных преступлений, когда лица, совершающие такого рода преступления, обладают особым психотипом и фактически разыгрывают целый драматический спектакль в суде, вследствие чего эмоциональный фон создает неверность правовой оценки. Мы предлагаем в качестве дополнительной защиты прав ребёнка установить необходимость рассмотрения профессиональным составом суда такой категории дел именно по насильственным преступлениям в отношении детей.

Очень важный вопрос – сообщения в средствах массовой информации сведений о детях, которые становятся жертвами преступлений либо свидетелями. Это очень важное обстоятельство, которое влияет на судьбу ребёнка, потому что формирует общественное мнение, формирует ситуацию, вследствие чего иногда создаются вообще невыносимые условия для дальнейшего проживания потерпевшего в конкретном населённом пункте. Мы предлагаем по примеру и других стран и, исходя из Указа, который принят у нас по вопросам защиты детей, пойти по той логике, что эта информация должна быть абсолютно закрытой. И даже то, что сегодня есть вариативная норма, что по согласию ребёнка… К сожалению, мы имеем примеры, когда семье платят деньги, они соглашаются на размещение видеоматериалов, интервью, а потом наступают уже необратимые последствия. Мы полагаем, что зарабатывать на этом деньги просто неприлично и недопустимо. Поэтому для средств массовой информации это должно быть общим нравственным правилом – неприемлемость тиражирования образа ребёнка и рассказов о страшной трагедии, которую он пережил. И установить, соответственно, ответственность и административную, и уголовную. Собственно говоря, мы предлагаем даже очень мягкий вариант, если рассматривать аналогии европейского законодательства в этих вопросах.

Конечно же, очень важным является вопрос о том, как дальше происходит социализация ребёнка. Мы сейчас даже не задаём… Это как бы формат решения в качестве новеллы в законодательстве. Мы просим Вас, Дмитрий Анатольевич, может быть, дать соответствующее поручение, с тем чтобы в перспективе был просчитан и рассмотрен вопрос о том, какую дополнительную за счёт государства социально-медицинскую помощь и реабилитацию предусмотреть для детей, которые были жертвами преступлений. Потому что ежегодно у нас цифра таких детей – более 10 тыс. И вопрос, в каком формате мы будем взаимодействовать с семьёй, с ребёнком для восстановления его здоровья, для его социальной и психологической адаптации, – это вопрос, который всё равно нужно на перспективу рассматривать и подходить к его решению.

Очень важно, чтобы у потерпевшего было также право при принятии решения судом заявлять своё отношение к тому, желает ли он в дальнейшем получать информацию об изменениях условий отбытия наказания, об условно-досрочном освобождении, то есть о тех обстоятельствах, которые могут иметь для него существенное значение. Потому что с этим могут быть связаны рецидивы совершения преступлений, какие-то ситуации, которые влекут принятие решений семьёй о переезде и так далее. Поэтому такая процедура уведомления, но только по согласию самого потерпевшего, потому что наверняка есть потерпевшие, которые в принципе потом не хотят знать ничего о том, кто совершил преступление и что с его судьбой… Поэтому право, которое можно использовать, наверное, было бы логично в этом смысле предоставить.

Возмещение вреда – это очень важный вопрос, потому что добровольное возмещение вреда потерпевшему характеризует этот процесс и деятельное раскаяние и может иметь отношение к тому, какое решение должен принимать суд в случае определения условной меры наказания или применения условно-досрочного освобождения. Мы полагаем, что выстраивание такой логики также было бы полезно. Кстати, хочу оговориться, что расходы на участие адвоката можно возложить как раз на осужденного, для того чтобы эти издержки в дальнейшем он компенсировал, что тоже будет абсолютно справедливо. Поэтому такой комплекс мер, на наш взгляд, имеет, во-первых, уже логически выверенный и подготовленный характер, потому что наша правоохранительная система готова к реализации таких подходов. Мы благодарны всем профильным ведомствам, потому что мы прорабатывали с ними вопросы, и в принципе готовы оперативно внести законодательную инициативу и вместе с вами, с Правительством, если есть необходимость, ко второму чтению учесть ещё какие-то обстоятельства.

Сразу хочу сказать, что здесь присутствуют представители общественных организаций, МВД, прокуратуры. На площадке патриотической платформы мы обсуждали инициативу, мы обсуждали все эти предложения. И вы знаете, я не ошибусь, если скажу, что сегодня есть не просто общественный запрос, а необходимость в том, чтобы принять такие решения. И в свою очередь очень просим вас о том, чтобы эту работу вместе с вами мы провели оперативно, максимально сократив предоставление отзывов и регламентную процедуру прохождения законопроекта.

Д.А.Медведев: Спасибо, Ирина Анатольевна. Вполне всеобъемлющий доклад на эту тему. Что можно было бы сделать? Все инициативы прозвучали, давайте их пообсуждаем сейчас. Собственно, я готов предоставить слово всем здесь присутствующим. Может быть, Павел Алексеевич (обращаясь к П.А.Астахову), давайте с Вас начнём? Потому что Вы у нас специально этой темой тоже занимаетесь, я когда-то создавал соответствующую позицию, так что расскажите, что Вы думаете, тем более Вы тоже юрист профессиональный.

П.А.Астахов (Уполномоченный при Президенте Российской Федерации по правам ребенка): Спасибо. Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые коллеги! Безусловно, последние три года законодательство в сфере защиты детей развивалось очень интенсивно и были приняты законы, которые очень часто лежали под сукном в Государственной Думе. Внесены были сотни изменений в действующие акты, и благодаря этому и усилиям государства ситуация стала меняться коренным образом. В частности, за последние три года мы фиксируем чёткое снижение, причём значительное снижение числа детей, которые вовлечены в совершение преступления, то есть детей-правонарушителей и малолетних преступников. Снижается число детей-сирот, детей, оставшихся без попечения родителей - не теми темпами, которыми нам хотелось бы, наверное, но тем не менее тенденция наметилась, она есть. Уменьшается последовательно из года в год число пропавших детей, число безнадзорных детей, число беспризорных детей. Но, несмотря на то, что интенсивная законодательная работа велась последние три года, я бы сказал, что, к сожалению, есть две категории детей, которые по-прежнему у нас увеличиваются. Первая категория детей – это дети-инвалиды, дети с ограниченными возможностями, и вторая, которая имеет непосредственное отношение к сегодняшнему совещанию, – это дети, пострадавшие от преступлений. Мы проанализировали ситуацию за последние три года, и выясняется, что жертвами преступлений за последние три года стали 348 192 ребёнка. Это огромное число! И за три года погибло от рук убийц и преступников 6013 детей. 24 690 детей за три года пострадали от преступлений против половой неприкосновенности – я на этой теме хотел бы отдельно ещё остановиться. Число потерпевших, самих потерпевших детей от преступлений у нас тоже растёт – за этот же период оно возросло более чем на 2%.

Надо сказать, что крайне неблагополучная ситуация сохраняется в сфере борьбы с сексуальным насилием и совращением детей. За первое полугодие 2012 года совершено около 5 тыс. преступлений против половой неприкосновенности несовершеннолетних. Причём фиксируется значительный рост по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. В частности, число насильственных преступлений сексуального характера на 40% возросло только за этот период (на 40%!) по сравнению с 2011 годом. В том числе среди этих преступлений мы фиксируем, что число преступлений в отношении малолетних за этот же период (за год) на 52% выросло. В два с лишним раза возросло число детей, которые были заняты в порноиндустрии и вовлекались в проституцию. Больше чем на 7% – выявленных фактов изготовления детской порнографии, причем 90% из них – с использованием сети Интернет.

Безусловно, к позитивным результатам привело введение в феврале 2012 года уголовно-правового запрета на применение условного осуждения к осуждённым за преступления против половой неприкосновенности малолетних и недавно подписанного Президентом запрета об условно-досрочном освобождении лиц, которые совершили преступления сексуального характера против малолетних. Сразу же после этих мер мы фиксируем, что за полугодие в 2012 году на 57% сократилось число осуждённых к условным срокам лишения свободы в наших судах по этим составам, как раз ненасильственным. 134-я, 135-я статьи – это как раз половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости, и развратные действия.

В то же время, что представляет собой опасность, с нашей точки зрения? Очевидна недооценка общественной опасности и тяжести последствий таких преступлений, особенно в отношении подростков. Так вот, в этом же полугодии 2012 года доля лиц, условно осуждённых к лишению свободы по той же 134-й статье (это половое сношение с лицом, не достигшим 16-летия), составило 62%, то есть 62% преступников, совершивших это преступление, осталось на свободе. По 242.1 статье (это изготовление и оборот детской порнографии) 80% условные сроки получили, то есть 80% тех, кто изготавливал детскую порнографию, остались на свободе. Это говорит о явной недооценке общественно-опасных последствий. И в этой связи я хотел бы обратить внимание на то, что уже два года я обращаюсь в Верховный суд и прошу провести пленум на эту тему, потому что, мне кажется, уже накоплена практика по таким составам. И если бы пленум Верховного суда состоялся, обобщил эту информацию, то суды получили бы руководящую установку в этой части.

Дальше. В отношении более чем 22% лиц за этот же период (это первое полугодие 2012 года) прекращены уголовные дела по нереабилитирующим основаниям, то есть за примирением потерпевших. У нас есть известное дело о притоне, куда вовлекались малолетние мальчики в Санкт-Петербурге: организатор притона получил 20 лет, а те, кто там участвовал, принесли договоры в суд (это известный случай), когда они примирились с 15 потерпевшими мальчиками в возрасте 16 лет. И суд с согласия прокуратуры прекратил дело за примирением сторон.

Д.А.Медведев: А здесь примирение вообще возможно по действующему УПК?

П.А.Астахов: Нет.

Д.А.Медведев: Я, конечно, не считаю себя специалистом. Мне всегда казалось, что по таким составам примирения не должно быть.

П.А.Астахов: Это не насильственный состав.

Д.А.Медведев: Они, наверное, что-то переквалифицировали, потому что по таким статьям примирения не должно быть.

П.А.Астахов: Оно просто не относилось к тяжким.

И в этой связи, конечно, обращает на себя внимание недооценка общественно опасных последствий, особенно для ребёнка, который видит, что преступник, посягнувший на него, вовлекший его в это преступление, ставший для него практически палачом, остаётся на свободе.

На что хотелось бы обратить ещё внимание? У нас наблюдается острейший дефицит специалистов амбулаторной судебной экспертизы потерпевших детей. На всю страну сегодня имеется семь детских сексологов, которых привлекают для проведения судебно-сексологической экспертизы по делам о половых преступлениях в отношении несовершеннолетних. Это правда: семь человек, которые из экспертизы в экспертизу кочуют, а при таком увеличении числа преступлений их просто недостаточно. У нас не развивается академическая и научная база для подготовки таких специалистов.

Д.А.Медведев: Она не развивается или просто мы не можем таких специалистов нанять для соответствующей работы? Я не думаю, что этих специалистов нет.

П.А.Астахов: Она не развивается. Первая причина – это, например, до сих пор головной Институт судебной психиатрии имени Сербского находится в полуразваленном состоянии, я имею в виду по составу. Мы поддерживаем всеми силами специалистов, которые там ещё держатся: я их приглашаю в экспертные советы при уполномоченном, задействуем, какие-то им даём возможности участия в исследованиях. Но до сих пор не сформировалась чёткая политика, направленная на то, чтобы подготовить таких специалистов. В этой же связи, не имеющей отношения к сегодняшней теме, но… Суицидологов не готовят детских – их нет, их единицы на всю страну.

Поэтому хотелось бы обратить ещё внимание на то, что одним, наверное, из самых серьёзных факторов такого виктимогенного воздействия на детей сегодня является средство массовой информации – интернет. Невозможно об этом не говорить, потому что даже пример – изготовление и оборот детской порнографии: 90% совершения преступлений в этой сети происходит. Поэтому мы взяли исследования Генеральной прокуратуры 2008–2009 годов, которые легли в основу закона, который с 1 сентября стал действовать. И потрясающие результаты, когда фактически 60% детей опрошенных (это ученики 8–9-х классов) говорят о том, что они в принципе свою жизнь делают с героев кино, телевидения, фильмов, роликов, интернета. 33% опрошенных согласились, что можно совершить преступление небольшой тяжести, потому что это видели и знают, как это делать, в интернете и телефильмах, то есть это уже воспитанное на этой коммуникационной среде поколение.

Д.А.Медведев: Это действительно проблема. Я просто хотел бы, Павел Алексеевич, всё-таки немножко вернуться к прикладной, но важной составляющей нашего совещания. Просто хочу ваше мнение понять по тем предложениям, которые подготовили коллеги мои, наши коллеги по Государственной Думе, и мои коллеги по партии, наши коллеги по партии, да, потому что они предлагают упрощённый порядок их прохождения. Насколько, с вашей точки зрения, это обоснованно?

П.А.Астахов: Я считаю, что надо поддержать это предложение, потому что, к сожалению, у нас нет времени исправлять ошибки и те недочёты, которые у нас долгое время существовали.

И позвольте ещё заключительное слово, касающееся любимой нами интернет-среды.

Д.А.Медведев: Пожалуйста.

П.А.Астахов: Оценив эту ситуацию как не вполне благополучную – когда воспитателем, а иногда и палачом становится интернет, средства массовой информации, – мы предлагаем с 1 января запустить общероссийскую кампанию против насилия и жестокости в СМИ, на телевидении и средствах коммуникации. Я бы просил Вас, Дмитрий Анатольевич, поддержать её, соответствующее поручение дать всем главным ведомствам: Министерству образования и науки, Министерству внутренних дел, Минздраву, Минкульту, Минкомсвязи, потому что, мне кажется, надо вовлечь в эту кампанию и профессиональное сообщество, и журналистов, и чиновников, и институты гражданского общества.

И последний момент: пробельные законодательства, которые не покрываются, к сожалению, данным законом. Мы уже многократно обращали внимание, что у нас в отличие от всех европейских стран и Америки отсутствует норма в Уголовном кодексе об ответственности за изготовление, хранение и перемещение через государственную границу Российской Федерации предметов и материалов детской порнографии без цели их распространения. То, что мы фиксируем, – всё больше и больше на ресурсах России накапливается детской порнографии, потому что у нас на территории за это не преследуют, мы просто можем стать большим архивом детской порнографии. Такую норму в Уголовном кодексе, новацию, мне кажется, можно было бы внести.

И ещё один момент в этой связи. У нас, к сожалению, недостатки нормативно-правовой регламентации: в том числе медицинские и психиатрические противопоказания для занятий профессиональной деятельностью до сих пор не внесены. Ольга Юрьевна (обращаясь к О.Ю.Голодец), я, наверное, к Вам в данном случае обращаюсь, потому что я в своё время обращался к Министру образования и науки, получил длинный ответ о том, что, например, отклонения в половом предпочтении  не являются основанием для воспрепятствования кандидату на должность учителя, воспитателя, занятия этой должности. А мы знаем, что в современном мире очень много таких отклонений, в том числе и педофилия. То есть если человек честно напишет, что он страдает педофилией, его примут на работу, это не является основанием для отказа. У нас есть разработанные предложения, если Вы позволите, мы Вам их представим.

Д.А.Медведев: Ладно. Спасибо, Павел Алексеевич.

Я ещё хотел бы Минюст послушать. Пожалуйста (обращаясь к А.В.Коновалову)! Вы посмотрели эти предложения? Какова позиция?

А.В.Коновалов (Министр юстиции Российской Федерации): Да, конечно. Те предложения, которые сформулированы, в том числе по увязыванию судьбы осуждённого на условно-досрочное с возмещением ущерба. Эта идея обсуждалась в течение довольного долгого времени в последнее время. В том числе это было одной из инициатив Министерства юстиции. В данном случае мы разделяем подход.

Ряд новелл, которые предлагаются, в том числе по участию бесплатного адвоката, по моменту признания потерпевшим, не вызывают, наверное, возражений и сомнений по сути своей, но, может быть, нуждаются в доработке формулировки. В том числе, наверное, в ряде случаев обеспеченные родители потерпевшего несовершеннолетнего сами захотят заключить договор с адвокатом, то есть участие адвоката на основе бесплатной юридической помощи не должно быть безальтернативным. В каких-то случаях придётся уточнить, на основании каких данных признавать потерпевшим, с тем чтобы одновременно не страдали интересы с точки зрения сроков принятия этого решения, но при этом чтобы это решение было мотивированным и достоверным.

У меня есть только одно, наверное, замечание из моего традиционного арсенала по поводу нижних пределов санкций. Всё-таки предложение по установлению уголовной ответственности за нарушение неприкосновенности частной жизни, всё-таки это, наверное, не тот состав свирепый, по которому нужно устанавливать нижний предел. Я просто предлагаю дать судебной системе немножко поработать в тех рамках, которые мы ей задали, убрать нижние пределы, то есть не от года…

Д.А.Медведев: Нижние убрать, верхние поднять.

А.В.Коновалов: Можно и поднять. Кстати, мы по верхним пределам никогда ничего не убирали и не предлагали.

Д.А.Медведев: Абсолютно нормально.

А.В.Коновалов: Всегда должен быть выбор в зависимости от тяжести преступления: он может зарядить по максимуму, может дать и полгода тюрьмы, и этого будет достаточно.

Д.А.Медведев: Ладно, спасибо. Я два слова скажу. Из того, что я услышал, мы, не скрою, с Ириной Анатольевной предварительно это обсуждали. В целом мне представляется, что эти предложения все сбалансированы, и даже более скажу: они выстраданные. Формулировки, естественно, вещь обсуждаемая, потому что идеальных формулировок не бывает, в ходе доработки их можно отточить, где-то какие-то нюансы расставить. Но в целом мне представляется тоже правильным, чтобы и признание потерпевшим с момента возбуждения уголовного дела, и принятие решения по переходу прав потерпевшего от родителей к третьим лицам, может быть, к представителям государства в определённых случаях, тоже было, потому что родители далеко не всегда лучшие законные представители, хотя в силу нормы закона они таковыми являются. И на это нужно тоже, может быть, специальное правило.

В отношении баланса между правами обвиняемого и потерпевшего я ещё хотел бы, чтобы присутствующие здесь коллеги из прокуратуры, Следственного комитета и других структур высказались. В целом, мне кажется, сам по себе подход этот правильный, когда мы стараемся всё-таки эти процессуальные фигуры уравновесить. В чём конкретно выразятся соответствующие изменения в уголовно-процессуальное законодательство, здесь нужно посмотреть.

По фиксации допроса ребёнка, мне кажется, это абсолютно правильная и гуманная позиция, потому что все присутствующие здесь, большинство во всяком случае, – это люди с юридической практикой, юридическим опытом и даже образованием и знают, насколько это всегда тяжёлая тема. А уж если говорить о самом несовершеннолетнем, то это может иметь для него просто фатальные последствия. И поэтому придать процессуальное значение средствам фиксации соответствующих видов допросов, с тем чтобы больше его не вызывать, а если вызывать, то по какому-то специальному решению (я не знаю, кто его должен принять), мне кажется абсолютно правильным с точки зрения идеи элементарного гуманизма по отношению к несовершеннолетнему, который пострадал от преступления.

По составу суда мне тоже кажется, что это возможно. Закрытость информации – это тоже, конечно, я считаю справедливым с точки зрения обеспечения интересов и прав несовершеннолетних, исходить из принципа максимальной закрытости. И действительно, есть случаи, когда этой информацией торгуют, это с удовольствием тиражируется, выглядит это всё омерзительно, даже если сам несовершеннолетний этого не понимает. Ему же тоже могут деньги предложить за это, а если он из неблагополучной семьи, для него это даже какой-то доход. Но вообще это всё просто расшатывает нравственные устои общества, а допускать этого нельзя.

И по мерам реабилитации в отношении детей, которые подверглись преступному воздействию. Эта тема тоже, конечно, абсолютно справедлива, но здесь нам нужно смотреть на те возможности, которыми мы располагаем – как социально-адаптационные, так и материальные.

По поводу кампании против насилия в СМИ я, естественно, никак не могу возражать. Но, знаете, мне кажется, если это объявлять, то это должно быть таким консолидированным решением, потому что бессмысленно об этом просто что-то сказать, если это не поддержат по разным причинам те или иные структуры. Это должно быть корпоративное решение, только в этом случае оно будет иметь силу. Подчеркиваю, не государственное решение, потому что у нас нет цензуры, у нас государство имеет довольно скромное влияние на СМИ, что бы там ни говорили, а это должно быть корпоративное решение. Вот если корпорация решит это сделать, то тогда мы просто повысим уровень общей культуры. Сам по себе клич на эту тему мне кажется вполне разумным. Ну и криминализация некоторых составов, о которых вы говорили, - я считаю, что это возможно, только нужно сформулировать предложение. Договорились.

<…>

Дополнительные материалы по теме