Версия для слабовидящих

27 февраля 2013

Интервью Ольги Голодец «Московскому комсомольцу»

— Ольга Юрьевна, что бы произошло, если бы в США не приняли «закон Магнитского»: дети-сироты так бы и оставались для Российского государства «приоритетом №101»?

О.Голодец: Ваш вопрос – это вопрос-провокация. Но я приветствую любые споры в обществе на тему сиротства в России – даже самые жаркие и провокационные. Я убеждена: такие споры исключительно полезны и для государства, и для общества. Что конкретно я имею в виду? Например, первое заседание нового Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере прошло ещё в октябре прошлого года, и обсуждались на нём именно вопросы сиротства: семейные детские дома и иные новые формы содержания детей.

Ещё раз повторяю: это произошло ещё до принятия упомянутого закона. Но наш голос совершенно особо прозвучал именно сегодня. Общество пережило эмоциональную встряску. Дискуссии на тему сиротства вышли на принципиально другой уровень. В них включилось много новых людей. И это даёт мне дополнительные основания надеяться, что мы справимся с поставленной задачей – усыновлять в год внутри страны как минимум на 30 тыс. сирот больше, чем раньше.

— Понимают ли в наших властных структурах: одобрив запрет на усыновление российских детей-сирот в США, политическое руководство приняло на себя исключительно тяжёлый груз ответственности?

О.Голодец: Я прекрасно понимаю, о чём вы говорите. Лично я чувствую свою ответственность за всех российских детей-сирот: и тех, кто был передан на усыновление в другие страны, и тех, кто остался в стране. Но вот правильно ли говорить только об ответственности государства? Мне кажется, что не менее важная тема – ответственность общества.

Проблема неблагополучного детства в России гораздо шире, чем просто проблема детей-сирот. Мы, например, знаем: детей в ДТП в России погибает гораздо больше, чем в большинстве развитых стран мира. Ещё у нас беспрецедентное для Европы количество отказов от своих детей. Вдумайтесь: при живых родителях дети живут в детских домах и интернатах. Их родители либо сидят в тюрьмах, либо из-за пьянства и наркомании не занимаются своими детьми. Общество должно быть нетерпимо к таким моделям поведения, они абсолютно антигуманны. Если не изменится само общество, то мы никогда не сможем ничего добиться.

— Полностью согласен. Но давайте все же поговорим об ответственности государства. Как именно оно намерено решать проблему детей-сирот?

О.Голодец: Правительство одобрило целый ряд проектов законов, которые скоро будут внесены в Государственную Думу. В прошлом году в России в усыновлении и опеке нуждалось 128 тыс. детей. Из этого числа 69 тыс. детей в течение года были устроены в семьи. А надо увеличить число детей, которые устраиваются в семьи, минимум на 30 тыс.

Как именно мы намерены этого добиваться? Чаще всего желание усыновить детей, которые находятся в сиротских учреждениях, высказывают их родственники: бабушки и дедушки, братья и сестры. Но раньше существовали нормы, которые этому фактически препятствовали. Например, даже если старший брат достиг совершеннолетия, между ним и ребёнком должна была существовать обязательная разница в возрасте 16 лет, и только в исключительных случаях суд мог пойти навстречу. Теперь обязательной разницы нет, этот вопрос оставлен исключительно на рассмотрение суда.

Изменить мы предлагаем и перечень заболеваний, которые являются противопоказанием к усыновлению. Мы считаем, например, что из этого списка должна быть исключена онкология первой и второй стадии, если она пролечена разумеется. Медицина за последние десятилетия всё-таки ушла вперед. Вылеченные от таких заболеваний люди могут без особых проблем ухаживать за детьми.

— А не получится ли, что ради достижения заветного числа усыновлений детей будут отдавать в заведомо непригодные руки?

О.Голодец: Есть новые нормы, которые не только не ослабляют, а, напротив, усиливают ответственность принимающей стороны. Раньше, например, не было нормы о психическом расстройстве. Теперь любое психическое расстройство – препятствие к усыновлению ребенка.

Мы хотим не ослабить контроль, а избавить людей от ненужных бюрократических процедур. Не секрет, что раньше были курьёзные случаи: когда человек получал последнюю необходимую для усыновления справку, срок действия первой уже истекал. Теперь срок действия таких справок увеличен, а некоторые справки признаны ненужными и исключены.

Ещё одна распространенная жизненная ситуация. Когда случается несчастье и ребёнок теряет родителей, иногда его родственники не могут быстро решить, кто именно возьмёт к себе сироту. И по истечении трёх месяцев ребёнок вынужденно попадает в приют. Чтобы избегать таких ситуаций, срок временной опеки увеличивается до шести месяцев, а в отдельных случаях — до восьми месяцев.

Теперь о другой крайне серьёзной проблеме – возврате приёмных детей. За прошлый год было 4,5 тыс. случаев. Для ребёнка подобная ситуация – тяжелейшая психологическая травма. Особенно трагично, когда детей отдают после долгого периода совместной жизни. Я, например, сталкивалась с девочкой, которую взяли в семью в возрасте трёх лет, а отдали обратно в 14 лет.

— Почему так происходит?

О.Голодец: Не ужились, не сошлись характерами. Родители поняли, что они не могут воспитать этого ребёнка. Помню, например, мальчика, которого отдали вроде бы в очень хорошую семью. Но потом его новые родители заявили: мы не можем, не справляемся, мы не ожидали, он слишком шустрый!

Важно понимать следующее. Когда семья принимает неродного ребенка, она часто сталкивается с трудностями, которые невозможно было просчитать заранее. В подобных случаях критическое значение имеет помощь квалифицированных психологов и педагогов. В тот самый момент, когда в приёмной семье возникают проблемы, специалисты должны оказаться рядом и помочь восстановить отношения.

Недавно была введена система обязательной подготовки будущих приёмных родителей. А теперь появится ещё одна форма поддержки семьи — институт сопровождения. Это консультационный центр, в который семья может обратиться в любой момент. В центрах окажут любую помощь, которая необходима для установления контакта с ребенком.

— А насколько планируется увеличить финансовую помощь усыновителям? И не получится ли так, что сирот будут использовать в качестве средства заработка – типа деньги получим, а о детях особо заботиться не будем?

О.Голодец: Мы не раз обсуждали этот вопрос, в том числе с общественными организациями. Вот вывод, к которому мы пришли: выдаваемые государством суммы несоразмерны с ответственностью и нагрузкой, которую берёт на себя семья, усыновляющая ребёнка, тем более что повышение выплат касается только тех видов усыновления, которые являются исключительно сложными.

О чём именно идёт речь? Особых проблем с усыновлением маленьких здоровых детишек у нас в России нет. На такой вид усыновления есть даже очередь — 18 тыс. семей. Преимущественно это супружеские пары, которые с радостью возьмут к себе в семью ребенка младшего возраста. Проблемными считаются усыновления детей-инвалидов, братьев и сестер, а также детей в возрасте семи лет и старше. Раньше единовременные выплаты в случае усыновления детей из этих категорий составляли 8 тыс. рублей. Теперь эта сумма увеличена до 100 тыс. рублей. Предложен и ряд других мер поддержки приёмных семей.

— А во сколько обойдутся эти новации? И откуда будут взяты эти деньги – не из других ли социальных статей бюджета?

О.Голодец: Эти деньги будут выделены за счёт дополнительных доходов бюджета, которые сейчас генерирует наша экономика. Стоимость расходов на все новые законы, о которых я вам рассказала, – приблизительно 40 млрд рублей.

— А является ли эта сумма достаточной? Какова ваша оценка: на какую долю от своих потребностей финансируется социальная сфера России?

О.Голодец: Это все равно что спросить женщину: «А сколько вам нужно денег, чтобы вы удовлетворили все свои потребности?!» Такого не бывает! Чем больше денег, тем лучше. Однако далеко не всегда объём трат и их эффективность прямо зависят друг от друга. Те же США тратят на здравоохранение 16% ВВП. Мы, к сожалению, расходуем только 3,7% ВВП. Но по основным показателям здоровья, например материнской и младенческой смертности, наше отставание от Америки не столь значительно.

Тема номер один – это, с моей точки зрения, эффективность трат. Например, Италия – безусловный лидер по многим ключевым показателям: продолжительность жизни, младенческая и материнская смертность и так далее. Конечно, здоровье нации зависит не только от системы здравоохранения. Но если бы наша медицина финансировалась в объёме 5,1% ВВП, как в Италии, то уверяю вас: мы бы имели совсем другое здравоохранение. Мы в правительстве это чётко понимаем и ставим перед собой такую задачу.

— А пока эта задача не выполнена, вы можете дать обществу твёрдые гарантии: в результате введения запрета на усыновление наших сирот в США ни один наш сирота не умрёт и не останется без абсолютно необходимого ему лечения?

О.Голодец: Вы сами прекрасно понимаете, что такую гарантию обществу не может дать никто. Мы на прошлой неделе столкнулись с тем, что погиб очередной усыновлённый российский ребёнок на территории США. Дети, к сожалению, гибнут и в Америке, и в России, и в любой другой стране. Мы должны ставить перед собой реалистичные цели. Я эти цели для себя формулирую так: должно быть сделано всё, чтобы дети – и сироты, и не сироты – получали в России медицинскую помощь вовремя и в полном объёме.

Мы проанализировали те виды помощи, которые по каким-то причинам не были включены в обязательное медицинское страхование (ОМС). Например, есть дети, которые нуждаются в химиотерапии. В ОМС был включен только первый курс лечения, а остальные нет. Теперь в ОМС будут включены все необходимые курсы. Не всем больным диабетом детям, которым показаны инсулиновые помпы, такие помпы предоставлялись. Сегодня ни в одной больнице врач не имеет права отказать ребенку в установке инсулиновой помпы.

Будут включены в ОМС эндопротезирование, установка речевых аппаратов и кохлеарных имплантатов (прибор для восстановления слуха). Всё это должно делаться за счёт государства, причём в том объёме, который необходим. Средства для этого есть. Но нужна и помощь общества...

— И в чём же именно здесь может выражаться помощь общества – в сборе денег в подмогу государству?

О.Голодец: Помощь, которую я имею в виду, действительно касается сбора денег, но совсем не в том разрезе, о котором вы сказали. Очень часто в газетах и в интернете можно прочитать объявления: помогите собрать деньги на лечение. Я часто задавалась вопросом: почему собираются средства на операцию, которую должно финансировать государство? Поэтому мы специально открыли горячую линию в Минздраве и в органах здравоохранения каждого региона России. Любой фонд и любое частное лицо могут позвонить и проверить, оказывается ли такая помощь на территории России бесплатно, входит ли она в государственные стандарты.

Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что бывают самые разные случаи. Возьмём, например, ситуацию с детским церебральным параличом. Здесь нет верхнего предела затрат: любой рубль благотворителей позитивно влияет на развитие ребёнка, и часто помощь способна существенно улучшить его жизнь. Когда собирают деньги для ребёнка с таким заболеванием, это вполне объяснимо и правильно. Но, к примеру, устанавливать инсулиновые помпы необходимо за счёт государства.

— Вернёмся к теме сирот. Не выродится ли политика «о своих сиротах позаботимся в своей стране» в кампанейщину и строительство потёмкинских деревень?

О.Голодец: Такая политика не может во что-то выродиться хотя бы потому, что такой политики попросту нет. Хочу напомнить: у нас прекращено усыновление только в Америку. Есть целый ряд стран, которые наши надзорные органы считают благоприятными для проживания детей. Это, например, уже упомянутая мной Италия. Сейчас именно эта страна лидирует по объёму усыновления российских детей.

Но если не обращать внимания на формулировку вашего вопроса и отвечать по существу, мы не можем и не должны надеяться, что «добрые иностранцы» будут вечно за нас решать наши же проблемы. Мы должны стать ответственнее и добрее. У российского общества должна быть гораздо большая, чем сейчас, готовность к приёму сирот в свои семьи.

— А есть ли у нашего общества предпосылки для появления такой готовности? В США решение усыновить ребенка-инвалида – это норма. А в России на таких приёмных родителей смотрят как на сумасшедших, разве не так?

О.Голодец: Я с вами абсолютно согласна. Психологическая готовность нашего общества к усыновлению не только детей-инвалидов, но даже обычных деток остаётся ещё очень и очень низкой. Недавно я разговаривала с приёмной семьёй в Самарской области. Замечательная мама, замечательный папа, семья среднего достатка. Представьте, они усыновили пять детей! Их дом похож на большой тёплый детский сад. Видно, что папа своими руками сделал много мебели для детей. Всё удобно, много современных игрушек. Во дворе они поставили небольшой бассейн. Все дети счастливы и с удовольствием делятся рассказами о своих успехах.

Но вот какой ценой всё это было достигнуто! По словам мамы, Елены Арефьевой, самая главная сложность, с которой она столкнулась, – психологическая. Были против неё родители. Высказывались против неё родные дети. Не все жители посёлка, в котором они живут, поддержали семью. Но эта мама преодолела все трудности и в конечном итоге доказала всему посёлку свою правоту. Она очень сильный человек и по-настоящему хорошо заботится о детях. Но такие люди, как она и её муж, встречаются, к сожалению, нечасто.

— Во многих западных странах уже нет детских домов: все дети воспитываются в приёмных семьях. Получается, что России в обозримом будущем такой вариант не светит?

О.Голодец: Я с вами тысячу раз согласна: любому ребенку лучше жить в семье. Каждый ребёнок-сирота мечтает найти для себя родную семью. И даже самый лучший детский дом семью ребёнку не заменит. Но закрытие детских домов тоже не панацея от всех бед. Те страны, которые так поступили и воспитывают детей-сирот только в приёмных семьях, тоже столкнулись с целым рядом проблем. И эти проблемы не менее серьёзны, чем проблемы детских домов.

Приведу в качестве примера Швецию, которая продвинулась в этом вопросе гораздо дальше других стран. Сейчас группа бывших детей-сирот, которые воспитывались в так называемых профессиональных семьях, подала иск на правительство Швеции. Они считают, что их воспитывали, оскорбляя их достоинство и нарушая их права. То, что мы обсуждаем, – это очень тонкий вопрос. Здесь мы должны двигаться очень спокойно и осторожно. Нужно быть абсолютно уверенным: приёмная семья ребёнка не обидит, не будет его эксплуатировать, не нанесёт ему вреда.

— И в каком же именно направлении мы должны здесь двигаться, с вашей точки зрения?

О.Голодец: Несмотря на все многочисленные проблемы, о которых я сказала выше, хороших и успешных случаев усыновления очень много. Люди не просто принимают ребёнка в свою семью. Они получают огромное удовольствие от того, что у них большая полноценная семья, от того, что они дарят радость и своим детям, и приёмным. Именно поэтому вся государственная политика построена на том, чтобы подобрать ребенку-сироте семью.

Но есть случаи, когда, несмотря на все усилия, семья для ребёнка всё равно не находится и он должен жить на государственном попечении. Другое дело, что формы этого попечения могут быть самыми разными. Например, в Псковской области есть замечательная организация – «Деревня-SOS». Это тоже форма детского дома. Но там всё построено по образцу семьи. Каждая «профессиональная мама» живёт в отдельном доме с шестью-семью детьми. Дети ходят в обычные школы, сами совершают покупки в магазинах, готовят – одним словом, они живут как обычные дети.

— Я правильно понимаю, что при такой системе появляется шанс избежать одной из самых страшных проблем традиционных детских домов – полной неприспособленности их выпускников к самостоятельной взрослой жизни?

О.Голодец: Абсолютно правильно. Это самый эффективный способ развития у детей-сирот необходимых социальных навыков. Они должны общаться со своими сверстниками из традиционных семей и не чувствовать себя детьми второго сорта.

Что нужно для того, чтобы такие формы детских домов стали более распространёнными? Прежде всего в стране должно быть достаточное количество хороших пап и мам, готовых стать «профессиональными родителями». Кстати, такая форма воспитания детей-сирот появилась в России ещё в ХVIII веке при Екатерине II. К сожалению, в 1960-е годы этот формат был полностью уничтожен, ставку сделали сугубо на государственные детские дома.

Я уверена: по мере того как Россия движется к социальному и материальному благополучию, доля приёмных семей в нашей стране будет возрастать.

— Но пока Россия всё-таки очень далека от материального благополучия и не очень удобна даже для жизни обычных людей. Насколько гуманно на таком фоне запрещать усыновление сирот-инвалидов в страну, которая для жизни инвалидов, напротив, приспособлена очень хорошо?

О.Голодец: Да, действительно, Россия с точки зрения её протяжённости, климата, исторического наследия, множества других причин не очень удобная страна для жизни. Но мы живём в России. Это наша родина, здесь родились и похоронены наши предки. Уверена, что все мы должны постараться сделать жизнь в нашей стране максимально комфортной и благополучной.

— В своё время вы высказывались против запрета на усыновление российских сирот в США. Теперь вы ответственны за проведение в жизнь новой политики. Ваши коллеги привели аргументы, которые убедили вас в неправильности вашей прежней точки зрения? Или вы просто действуете как дисциплинированный член команды?

О.Голодец: Закон принят, он принят большинством голосов членов Государственной Думы и Совета Федерации, поэтому обязан исполняться. Сегодня мы должны выложиться по максимуму, потому что у нас есть абсолютно благая цель, на достижение которой мы были настроены изначально, – чтобы в России было как можно меньше детей-сирот.