Версия для слабовидящих

1 июня 2010

Выступление Заместителя Председателя Правительства Российской Федерации – Министра финансов Российской Федерации А.Л.Кудрина на конференции «Стратегия-2010: итоги реализации и новые вызовы»

Добрый день!

Говоря об итогах, хотел бы начать с того, что вчера в «Комсомольской правде» прочитал шутку: «У России ужасное прошлое и великое будущее. И так будет всегда!». Нам есть над чем работать.

Хотел бы отдать должное той группе людей, которые писали со мной программу. И сегодня я бы подписался под 99% того, что там написано. Не подписался бы только под некоторыми чисто техническими вещами, которые на сегодня уже глубже продумали, разложили четче, точнее и с меньшими ошибками. Реально же те цели, механизмы, которые в программе были изложены, - они были совершенно адекватные. И поэтому вполне корректно говорить, насколько мы не выполнили программу и что нам требовалось бы сделать.

Мы внимательно изучим ту брошюру, которую подготовил Центр стратегических разработок на основе экспертных оценок. У меня нет такого системного анализа по всем позициям. Назову лишь три-четыре позиции. Мы закладывали в программу примерно удвоение ВВП. Чуть позднее эта цель стала лозунгом, но по цифрам было почти удвоение, мы практически на эти цифры и вышли: до 2009 года (с 2000 по 2008-й) - 6,9% роста ВВП. А тренд удвоения требовал примерно 7,2% ежегодно. С учетом кризиса - 5,3%, с учетом прошлого года. Это немало для такой страны, как наша. Мы говорили, что у нас есть и технологическая база, и инвестиционные и кадровые возможности, и возможности привлечения технологий. Все это позволяло в тот период расти. Уже данный факт говорит о том, что тот период пройден не зря.

Но еще более впечатляющим является рост доходов россиян по показателю ВВП на душу населения по паритету покупательной способности. В 2000 году он был 7,8 тыс. долл., а в 2008-м, перед кризисом, - 15,9 тыс. долл., то есть состоялось удвоение ВВП на душу населения. При этом сейчас с учетом прошлого года - 14,9 тыс. долл. Дальше, полагаю, он не будет по крайней мере снижаться, а будет медленно, но расти. Так мы вышли вообще в другую категорию стран - со средними доходами, что предъявляет другие требования и к рынку, и к стране, к ее позиционированию в мире. Нужно перестать себя корить, что мы самые плохие. На самом деле мы уже средняя по уровню жизни, управления, состоянию рынка и институтов страна. И во многом она стала таковой в эти 10 лет.

А ведь было время, когда Сергей Игнатьев, который был замминистра экономического развития в некоторые периоды, каждый месяц ставил галочку, на какие товары отменено регулирование цен. Он отвечал за этот вопрос в Министерстве экономического развития в 1990-е годы. Мы мало знаем эти моменты истории. Затем, перейдя в Центральный банк, Игнатьев готовил Указ о разделении валютного пространства и создании национальной валюты с национальным регулированием. Это тоже были 1990-е. Тогда было, наверное, сложнее. Тем не менее на основе сложных 1990-х и не менее сложных 2000-х сложилась новая страна с новой рыночной структурой.

Могу напомнить, что именно в 2000-е годы российская экономика получила статус рыночной по признанию США и Европы. Такого до этого не было. Наконец, тогда же Россия получила свой инвестиционный рейтинг, до этого стране просто не доверяли. Это была совершенно другая страна с точки зрения инвестиционно-рыночных возможностей. В начале 2000-х реализовать проект на 100 или 200 млн долл. - в нашей стране это был редкий, единичный случай. А сегодня даже через нашу финансовую систему мобилизовать ресурсы на 1-2 млрд долл. для инвестиционного проекта в любой сфере - это несложно. У нас радикально изменились условия и возможности. А в такой ключевой сфере, как создание институтов, так здесь до 2000 года у нас не было ни Налогового, ни Бюджетного кодексов в принципе. Закон о бюджетном процессе был на 3-4 страничках.

Некоторые законы о бюджете в 1990-е годы были на нескольких страничках. Но в 1999 году приняли Бюджетный кодекс, потом он совершенствовался и мы переходили к цивилизованной системе администрирования расходов, задачам государства уже через процедуры, в том числе необходимые для обсуждения на всех этапах в Государственной Думе. Тогда Дума не была такой единой.

Помню, в 2000 году пришел в Думу и утверждал первый свой бюджет в качестве Министра финансов. Впервые тогда коммунисты не проголосовали за бюджет. И мы с трудом, на одного человека больше, собрали голоса депутатов, чтобы в первом чтении законопроект принять. Григорий Явлинский дал голоса, хотя сначала не хотел ни он, ни его фракция. Потом он подошел и говорит: «Да, вообще-то это было правильное решение, что мы всех поддержали». А коммунисты впервые не поддержали, и с тех пор они ни разу не голосовали за бюджет на протяжении всех этих 10 лет.

Поэтому все достижения, которые у нас есть за эти годы, включая увеличение уровня жизни, экономический рост, создание рыночных институтов, - мы их добились без коммунистов, что, конечно, не позволяет почивать на лаврах.

В 1999 году была введена первая часть Налогового кодекса, а с 2001 года - только четыре части второй главы, то есть Налоговый кодекс совершенствуется. Мы его на 90% сделали, и есть еще некоторые задачи, а дальше совершенствование и снова выстраивание, администрирование налогов как института. Здесь есть еще нерешенные вопросы.

Для меня работа в Минфине, кризис 1998 года послужили хорошим уроком. В 1998 году отток капитала составил 10 млрд долл., и эти 10 млрд опрокинули кредитоспособность страны, всю банковскую систему, вклады населения и клиентов банков, уронили жизненный уровень на 26% за два года. Хорошо, что мы сразу же начали работать.

Потребовался анализ, чтобы понять, какие опоры устойчивости необходимо установить в подверженной таким внешним шокам стране. И 10 лет мы выстраивали в том числе эти опоры устойчивости. И теперь в нынешнем кризисе выстаиваем, он еще не завершился. Выстаиваем так, что нам даже не снизили рейтинг. Так что мы можем в период кризиса, когда рушатся европейские рынки, выйти на внешний рынок и занять на приемлемых условиях, еще раз продемонстрировать, что у нас есть не только Резервный фонд, но и Фонд национального благосостояния. У нас также есть очень низкий внешний долг, такой как дополнительный ресурс, который позволяет нам идти против течения. Все это показывает, что мы имеем дополнительные опоры прочности.

В 1998 году, после кризиса, включая переоценку, внешний долг составил 140% ВВП, а в прошлом году - 8,5%. Время показало, что направление нефтяных доходов, которые временно нельзя использовать внутри России на погашение внешнего долга, - это была выверенная и абсолютно просчитанная вещь.

В целом Россия обладает достаточно квалифицированными экономистами, которые могут и готовы администрировать ключевые задачи. Но есть много проблем, по которым не всегда получается добиться результата. Ведь то, что делается в России, - это не что-то особенное, это не какой-то уникальный опыт. Страны этого типа экономики такое становление уже проходили. Есть очень богатый мировой опыт, анализ, исследования того, как не наступать на грабли. Безусловно, есть специфика, безусловно, нужно искать новые решения и никаких готовых рецептов нет.

Однако большого количества ошибок можно было бы избежать, если бы мы следовали современным достижениям экономической науки. Но это не только проблема нашей страны, но и других стран.

Политики часто хотят соответствовать ожиданиям электората, а ожидания электората не всегда совпадают с этими достижениями науки, исследованиями, лучшей практикой управления. Хочется сегодня чуть-чуть больше дать денег, чуть-чуть усилить административный контроль за решением каких-то задач, потому что так кажется быстрее. А вот выстраивать институты - это дело трудное и долгое. Сегодня легче дать 10 млрд на ремонт каких-то учреждений и вроде как мы почувствуем поддержку. Все почувствуют, что мы заботимся. Повторяю: это интернациональная проблема. Закончу про бюджетную ситуацию, потом перейду к этой интернациональной проблеме подробнее.

Главная задача накопления резервов была не создать резерв на чёрный день. Многие считают, что это была главная задача - накопить, быть готовым к снижению цены на нефть. Хотя, конечно, мы ожидали подобных цен на нефть, это тоже был фактор. Но главной была задача избежать «голландской болезни». Использование этих средств приводило к чрезвычайному укреплению рубля. Приводило, потому что мы недостаточно накапливали нефтяные средства. На первом месте всегда стояло сохранение стабильности макроэкономических показателей, потому что, например, только из-за одного изменения курса рубля целые отрасли сразу становятся нерентабельными. Так импорт становится дешевым в случае укрепления курса. Он может стать более конкурентным не потому, что западные импортёры более умелые, а потому, что мы укрепили курс. Чтобы сделать работающей нашу финансовую систему, мы должны стабильно держать фундаментальные показатели - курс, низкую инфляцию. Это ключевые вещи, которые мы должны держать изо всех сил, сжав зубы. Не позволять себе лишних расходов, не позволять себе вообще лишнего вмешательства в некоторые вопросы экономики, которые хотелось бы сделать.

Мы должны беречь эту среду. И тут хочу в очередной раз сказать: деньги берутся не в бюджете, не в Центральном банке, не эмиссионный станок создает деньги в экономике. Деньги создает экономическая среда. И если среда стабильная и у всех в голове есть понимание, что ближайшие 10 лет инфляцию Правительство всеми силами будет удерживать, то действительно на 10 лет выдадут кредит. Выдадут под приемлемые ставки и будут понимать, что Правительство не изменит правила игры, ведь изменение правил игры должно быть общим и выстраданным желанием. Правила должны быть, и в этом смысле среда и макроэкономика создают обстановку, когда банки начинают смелее кредитовать, больше доверять друг другу. Тогда и деньги начинают совсем по-другому работать, возникает тот самый денежный мультипликатор, который на рубль, эмитированный государством, дает пять, шесть, десять рублей, эмитированных финансовыми институтами. Они просто друг в друга больше, смелее инвестируют, а население снова приходит в банки, кладет в них деньги, и на сбережения вкладчиков создаётся этот вот финансовый ресурс, необходимый для модернизации. У нас до сих пор даже в результате этого кризиса еще не до конца произошло осознание этого. Это проблема подготовки кадров, менталитета ключевых экономистов, руководящих работников в части того, какие все-таки ресурсы являются ключевыми в стране. Но это все же происходит.

Хочу напомнить, что в 2000 году у нас впервые был профицит бюджета. С тех пор расходы бюджета выросли в 4 раза в реальном выражении. Если раньше считалось, что у нас денег не хватает, то сейчас этого нельзя сказать. Мы постепенно начинаем осознавать, что попытка все профинансировать не является самой правильной или ключевой для достижения многих показателей. Эффективность становится ключевым параметром. Стоит задуматься, когда анализ Всемирного банка показывает, что в здравоохранении 30% неэффективных расходов. То же могу сказать про дорожное строительство, оборонный заказ, другие направления. Мы должны понять, что можем без увеличения расходов, не снижая и даже улучшая качество услуг, добиваться больших результатов.

Правительства других стран не увеличивают расходы даже на 10% в реальном выражении, даже на 5% в год. А мы себе позволяли в некоторые годы увеличение на 20-30%. У нас было ощущение недофинансированности всего. Необходимо избавиться от этого понимания. Не денег мало мы направляем в эти сферы, хотя обсуждается, что здравоохранение нужно на суммы в процентах к ВВП поднимать. Бесполезно! Мы просто еще более неэффективно перераспределим средства предприятий: заберем у наиболее эффективно работающих, создающих те самые прибыли и налоги, и направим туда, где это пока еще не срабатывает. Это точно будет тормозить экономический рост. Тут на днях Александр Шохин Владимиру Владимировичу Путину говорит: «Почему Кудрин все время пугает тем, что могут быть повышены налоги? Почему он говорит, что если эффективность не поднимем, то налоги будут повышены?» Владимир Владимирович ответил: «В общем-то это он нас пугает. Не вас, бизнес, а нас - Правительство».

Действительно, не хотел бы, чтобы Правительство подошло к повышению налогов, потому что взятые обязательства будут требовать выполнения. Но если мы не сможем повысить эффективность, то будем стоять перед этим выбором. И это действительно обращение к Правительству о необходимости изменить свою работу. Это должна будет сделать программа повышения эффективности.

Напомню про еще один показатель. Налоговое бремя у нас доходило до 35% ВВП консолидированного бюджета расширенного Правительства. Без конъюнктурной составляющей в среднем к началу 2000-х годов у нас примерно было 29% налогового бремени. Тут вернусь к нашей интернациональной проблеме - что помешало все-таки в создании институтов, в чем мы испытываем сейчас главный недостаток? Думаю, Россия не прошла еще период, который позволяет понять, какие главные проблемы у нас в рамках современной жизни, рынка, распределения ответственности между государством и бизнесом, федеральным Правительством и регионами. Мы еще не структурировали проблемы, и, соответственно, средства их достижения.

Повторю. Есть проблема, что мы думаем, что денег мало. Нужно отказаться от этого тезиса. Сейчас мы более чем когда-либо благодаря кризису понимаем, что диверсификация не пройдет без создания институтов. Диверсификация - это не только «Сколково». Это один инновационный центр. Но мы же говорим об инновациях в экономике в целом, когда каждое хозяйствующее звено хотело бы у себя что-то новое внедрить, потому что это необходимо для выживания. И оно должно куда-то прийти и получить эту инновацию. Тут уже заработает 10 или 20 «Сколково».

Сам по себе пилотный проект «Сколково» - правильный. Но он один не решает судьбу инноваций в России по большому счету. Нам нужны и технопарки, и все малые предприятия при ВУЗах, нужны любые научные институты, в том числе Академия наук обязана генерировать инновации. Нужно научить их свои достижения в области материалов, в области физики, в области любых других научных исследований передавать производству. Необходимо выстраивание такой макрополитики, такого делового климата, такой конкуренции, когда смогут развиваться лишь те предприятия, которые постоянно внедряют инновации.

Вот моменты, которые мы теперь больше осознаем.

Я прочитал в программе - там именно так и было написано, - что вот это прямо влияет на диверсификацию, на создание конкурентной экономики. Почему эти 10 лет это как-то оставалось на периферии, не до конца было востребовано?

Сейчас между государством и бизнесом эта черта должна быть более четко определена. Здесь сразу же несколько ловушек. Во время этого кризиса многие политики сказали: «Ну вот видите, рынок не сработал, государство вынуждено выйти и начинать помогать бизнесу!» Безусловно, это кризисная ситуация и каждое государство в кризис должно помогать бизнесу. Но сейчас кроме этого есть и более сложные проблемы, которые выявились во время этого конкретного кризиса. Например, недостаточная роль государства как регулятора финансовых рынков. Политики перекладывают ответственность на банки: «Вот они какие жадные, как хотели заработать». А как же роль регулятора? Увидеть, вовремя профилактировать, ввести новые институты регулирования.

Много лет участвую в «больших восьмерках», «больших двадцатках». Эти вопросы обсуждались. За год, два года до кризиса мы говорили о том, что есть глобальные диспропорции, есть инструменты, есть рынки хедж- фондов, риски хедж-фондов, риски деривативного рынка. Тем не менее никто не ощущал такой остроты, потому что ничего не происходило: деривативные инструменты, наоборот, выгодно подтягивали инвестиции в ряд стран - более спекулятивных, менее спекулятивных. Все на этом зарабатывали, не только самые крупные банки. В этом смысле переоценка произойдет. Но она не должна отменить фундаментальных правил по разделению участия государства и бизнеса в хозяйственной деятельности.

Должно ли государство усиливаться? Должно! Вопрос где? Оно должно усилить себя в качестве регулятора финансовых рынков. Усиливать свою роль в администрировании налогов, создании институтов, законов, проверке их строгого выполнения. Но в части рынка в России пока не решили еще эту проблему. Вот и в программе опять же много было написано, как мы должны приватизировать, уйти из бизнеса.

И мы этого успешно не сделаем, пока не создадим институты.

У нас за счет государства живут авиастроение, судостроение, целый ряд других отраслей. Сейчас начинаем автомобильной, очень конкурентной отраслью заниматься... В этом смысле мы до конца не провели черту ответственности власти за те или иные решения, черту между федеральным уровнем, субъектами и муниципалитетами. Все время нам хочется за всех все решить, всех руководителей муниципальных органов построить. Это не так просто, не так просто уйти оттуда, потому что там реальная жизнь людей. Люди приходят и говорят: «У нас нет денег на ремонт жилья, на ремонт колонки, на ремонт дороги». А надо отладить этот институт, чтобы он заработал во всех сферах, сделать так, чтобы не надо было из центра приезжать. Как говорит наш руководитель, «пока первое лицо не включится, ничего не произойдет». Это не главный путь, он - вынужденный. Поэтому в данной части стратегия еще не срабатывает и новая «Программа-2020» не вполне нацелена на эти вопросы.

И последнее. Хотел больше времени этому посвятить системе стратегического планирования. Она в общем-то не выстроена до конца. У нас в этом году вышли указы, в прошлом году вышли указы Президента о стратегическом планировании, о системе документов, которые необходимы для этого. Нельзя сказать, что до этого ничего не делалось. Но по-настоящему выверка всех приоритетов, того, на что придется опираться, что является ключевым звеном, на чем нужно сконцентрироваться, - это до конца еще не определено, особенно с учетом кризиса. Поэтому в ближайшее время наша задача - выстроить систему стратегического планирования, которая, другими словами, является правилами для самого Правительства, по которым правильно отбираются приоритеты и концентрируются усилия.

Верно здесь было сказано про кадры. То, что сказал Герман Греф про образование и кадры, безусловно, верно. Думаю, что Санкт-Петербургский экономический форум, который создавался в новом его облике Германом Оскаровичем, - это необходимая площадка для диалога экспертов, бизнесменов, выверки приоритетов, которая должна эти новые принципы внедрять. Это и происходит: роль форума растет.

И наконец, хотелось бы верить, что мы не только «младореформаторы», но многие из нас уже «старые реформаторы».

Спасибо!